Яркие и тёплые лучи солнца, находящегося в середине пути от точки зенита до линии горизонта, освещали опушку леса на высоком отвесном холме, с которой открывался прекрасный вид на Мракомрачный город. У большинства закомбарцев такое положение солнца ассоциировалось со скорым завершением рабочего дня, но только не сегодня, потому что сегодняшний день был выходной. Поэтому, большинство людей проводили время по своему разумению, например, встречались с друзьями. На вышеописанное место важно, не спеша вышла процессия людей, наряженных в скудные одеяния под предводительством немолодого мужчины с окладистой тёмно-рыжей бородой и, хоть и всклоченной, но весьма скудной шевелюрой на макушке; счастливого обладателя волосатого шарообразного пуза и единственного элемента одежды, представленного набедренной повязкой из сухой травы; если не считать одеждой убогое ожерелье из сухих цветов и венок из кленовых листьев. Точное имя его нам не известно, но люди, что строем следовали за ним, обращались к нему «архижрец», «архимаг», «учитель», «о, наимудрейший», «владыка» и даже «хозяин». Все участники процессии уютно устроились на опушке, сев полукругом. За последние десять лет это был уже третий выводок «волхвов», как они сами себя называли, который Наимудрейший тщательно готовил к Концу Света и четвертый, который он готовил к контакту с представителями иных миров. Страстно жестикулируя, он рассказывал собравшимся о двух видах летательных аппаратов, которыми пользуются пришельцы: одни имеют форму двух тарелок, сложенных вместе, а другие – форму аппетитной сардельки. Также он рассказывал о маленьком человечке, которого однажды видел в лесу. Для карлика он имел слишком гармоничное телосложение, а для ребенка – слишком взрослое лицо, к тому же, украшенное бородой. Щетина была настоящая, потому что Наимудрейшему удалось схватиться за неё и потянуть, но та не оторвалась и не отклеилась; а ловкое существо, взвизгнув от боли, вырвалось и убежало. Наимудрейший погнался за ним, но поймать не смог. По пути таинственное существо обронило ботинок, и Владыка его долгое время бережно хранил, но в один прекрасный день потерял вместе с волоском из бороды пришельца. Должен отметить, что всех карликов, попадавших в руки волхвов, надлежало приносить в жертву солнцу, поскольку считалось, что они - его отпрыски. Как связаны кровавые расправы с семейными узами звезды и людей с недостатком гормона роста, к сожалению, было известно лишь волхвам. [Примечание: традиция приносить карликов в жертву солнцу, поскольку те считались его детьми, существовала у индейского племени ольмеков].
Возможно, вам покажется, что Наимудрейший ведёт глупую и нелепую жизнь, но, уверяю вас, нет нужды его жалеть. Он достиг вершины счастья в бытовом его понимании – нашёл человека, с которым мог бы дурачиться до последнего мгновенья существования Вселенной, если бы такое было возможно. Причем, его избранница воспринимала эти дурачества в такой же степени серьезно, в какой он воспринимал их сам. И стоит ли говорить, что она без капли отчаяния готова была переживать любые тяготы и невзгоды со своим возлюбленным. Союз этих замечательных людей принёс свои плоды в количестве пяти готовых экземпляров и одного проекта (на момент описываемых событий). Также, если вы считаете, что дражайшая супруга Наимудрейшего – единственная в мире женщина, питающая к нему столь сильную симпатию, то, смею заверить, вы глубоко заблуждаетесь.

За всем этим действом с балкона Мракомрачного замка через зрительную трубу ни без улыбки наблюдал Олаф. Затем выражение его лица помрачнело – он вспомнил о неприятном разговоре, который ждал его с Вагнером Фаустом. Не потому, что тема беседы была печальной, а потому, что юный монарх не был расположен к серьезным диалогам, особенно, если они касались будущего его королевства.
Олаф вызвал Вагнера Фауста к себе в кабинет. Он был единственным в королевстве, кто обладал такой привилегией, и поданные короля об этом знали. Придя к своему наставнику, самодержец тут же плюхнулся в кресло и расположился в нём, облокотившись спиной на один подлокотник и закинув ноги на другой. Олаф стоял лицом к окну и начал говорить, не поворачиваясь:
- Ты должен жениться.
- Я не могу жениться… Я ведь принадлежу всем женщинам… - слащаво заявлял Вагнер Фауст, накручивая на палец прядь блестящих черных, слегка вьющихся волос. Затем, после короткой паузы добавил. – И особо привлекательным мужчинам…
- У тебя нет выбора. Не забывай, кому ты обязан своим правлением. А наличие жены не отпугнёт твоих любовниц.
- Я не хочу… Я не готов…
Олаф начинал злиться. Вагнер Фауст напрасно пытался блеснуть сообразительностью, используя в своём оправдании слово «готов», потому что всю жизнь за него готовились другие. Олаф повернулся лицом к королю. Ему становилось еще тяжелее оттого, что он должен был сказать дальше:
- Если ты воспротивишься, мы подыщем и другого скомороха на твою роль, только это обойдется дороже, и Он этого не одобрит. За тебя, как всегда, всё сделают другие. Но очень важно, чтобы именно ты произвёл положительное впечатление на невесту.
- Пффф… - перебил Вагнер Фауст. – С какой стати король должен производить впечатление на своих поданных?
Олаф рассердился и стал говорить громко и гневно:
- Во-первых, потому что именно светлый облик короля в глазах его поданных гарантирует ему спокойное царствование. Во-вторых, у неё очень могущественная поддержка. В-третьих, нет такого закона, который запрещал бы даме отказываться от предложения руки и сердца, даже если его делает глава государства. И, если помнишь, именно ты ввёл такие порядки, чтобы народ верил в иллюзию свободы. В-четвертых, - Олаф сложил руки, соединив кончики растопыренных пальцев, как он обычно делает и изобразил такое озабоченное лицо, что морщины на нём приняли наиболее глубокие и широкие формы. – Она не такая дура, как все девицы, что попадались тебе ранее. Даже многих придворных дам она превосходит своим умом и сообразительностью.
Вагнер Фауст сжался в своём кресле, словно пытаясь спрятаться от надвигающейся фигуры Олафа, бросавшей на него свою тень. Он был не на шутку испуган. Никогда ему еще не приходилось слышать описание столь страшного человека.

Было тёплое и солнечное утро. На втором этаже большого каменного дома, стоявшего на окраине Мракомрачного города, который в то же время являлся стеклодувной мастерской, отворилось окно. Затем из него выглянула молодая девушка. Черты её гладкого, благородно-бледного лица были на редкость правильны: прямой, чуть вздернутый на кончике, нос; высокий лоб; тонкие брови; глубоко посаженные, широкие и ясные глаза; чуть выдающиеся скулы; аккуратные ямки на щеках; узкая верхняя и более широкая нижняя губы; острый подбородок. Но главным отличием её внешности были длинные прямые волосы насыщенно-красного цвета, что делало девушку весьма заметной. Причем, такой цвет волос на голове (брови и ресницы оставались чёрными) был у неё с рождения. Несмотря на привлекательную наружность, которой она могла бы с успехом пользоваться, девушка была скромной. Её звали Амелия.
Думаю, здесь следует отметить интересный факт: согласно социологическому исследованию, изрядно опорожнившему государственный бюджет и проведенному министром культуры Дульсинеей Наикультурнейшей, самым популярным женским именем в Закомбарье было «Дульсинея». Над его значением до сих пор спорят, но многие сходятся во мнении, что оно символизирует всё хорошее понемножку. «Ну, красоту там… Прекрасное… Красоту, например…» - так прокомментировала в своём отчёте значение собственного имени сама Дульсинея Наикультурнейшая. Родители так нарекают своё чадо, дабы выделить его среди остальных и подчеркнуть его индивидуальность. Наименее популярными именами были «Вера», «Надежда», «Любовь», и, наконец, замыкало сей список имя «Софья», что с одного древнезакомбарского диалекта переводится как «мудрость».
Родители Амелии были одними из последних, кто сопротивлялся новому режиму. Когда они погибли, их совсем маленькую дочь взял на воспитание лучший друг, стеклодув Бертольд по прозвищу Хрустальный Волшебник. Что ни говори, а воспитатель из него вышел великолепный. Бертольд всегда умел ладить с людьми, даже самыми недружелюбными. При этом, он являлся человеком, которого больше всех на свете ненавидел и в то же время боялся Олаф. Почему? Истинная причина была известна лишь ему, да Олафу. Остальные лишь знали, что регент Его Величества в своё время преследовал Бертольда за остроконечные уши и брови, закрученные на концах. К слову сказать, загадочным образом растущие вверх седые волосы Олафу тоже не нравились. Почему при столь безграничной власти ему до сих пор не удалось арестовать Бертольда, тоже остаётся загадкой.
Раздался стук в дверь. Открыв её, Хрустальный Волшебник увидел перед собой невысокого сутулого старичка в мешковатой черной мантии, с блестящей лысиной, бородой клинышком и язвительным взглядом. Это был его старый знакомый Олаф. Бертольд уж было собирался выставить его пинком (он был единственным в Закомбарье, кто обладал такой привилегией), но королевский советник успел блеснуть перед ним грамотой с личным прошением монарха. К тому же, чуть поодаль Бертольд увидел отряд гвардейцев, и такой жест ему дорого обошёлся бы.
- Его Величество просит Вас украсить витражами тронный зал Мракомрачного замка за щедрое вознаграждение. Ежели Вы откажетесь, знайте, Его Святейшество будет очень недовольно. Король настаивает, чтобы стёкла были изготовлены руками Хрустального Волшебника, который не просто так носит это гордое имя; а рисунки – непременно руками несравненной Амелии. – После чего Олаф отвесил наигранный поклон.
Бертольд вырвал грамоту из его рук и захлопнул дверь, ничего не ответив. Бумагу он положил на обеденный стол, за который вскоре села его воспитанница. Прочитав прошение, Амелия вопросительно взглянула на Бертольда. Тот сказал:
- Здесь какая-то уловка. Но откажись мы, неприятностей не избежать.

Скрепя сердце, в последующие дни Хрустальный Волшебник переправил в Мракомрачный замок стёкла и остальные необходимые материалы и инструменты. Однажды рано утром, когда он с Амелией еще не пришел на рабочее место, в тронный зал вошли Олаф и Вагнер Фауст.
- Видишь? Основания лесов чуть-чуть подпилены, – старший советник короля указал пальцем на деревянную конструкцию, стоящую у окна. – Когда девица поднимется на них, то доски непременно переломятся, она полетит вниз, а ты её поймаешь. Пока она будет в шоке, пригласишь её на бал. Всё понял?
Вагнер Фауст одобрительно кивнул. В конце концов, не зря он, отложив все государственные дела, специально для этого случая в течение месяца упражнялся в ловле мешков с мукой под пристальным наблюдением лучших в королевстве врачей и опытнейших инструкторов по ловле мешков. Вскоре в зал зашла Амелия. Итак, операция началась.
Олаф спрятался за колонной, а Вагнер Фауст принялся расхаживать по залу, словно изучая, как идёт работа. Амелия возилась с красками, лаками, растворителями, кисточками и пока что вовсе не думала подниматься на леса. Вагнер Фауст не привык ждать. Даже короткое ожидание рассеивало его мысли, которые и без того не отличались собранностью. Он подошёл к девушке. Из-за колонны стали раздаваться тревожные писки.
- Здравствуйте… Меня… - тут речь его резко прервалась. Откуда-то сверху с оглушительным грохотом посыпались доски, краски, куски стекла. Когда всё затихло, король выпрямился и открыл глаза. Он был цел и невредим. Неудивительно, ведь его прикрыла собой хрупкая Амелия.
Всякий раз, пытаясь блеснуть своим обаянием перед дамами, Вагнер Фауст с дерзкой небрежностью опирался плечом на ближайшую вертикальную конструкцию. В данном случае это были строительные леса. Олаф так сильно сдавливал лицо рукой, что, казалось, хотел оставить в нём вмятину.

- Ты идиот! Если бы твой отец знал, в кого ты превратишься, то, наверное, отпилил бы себе голову! – гневно ругался Олаф, прикладывая маленький бурдюк с холодной водой к гематоме, которая красовалась у него под глазом по милости Бертольда.
Вагнер Фауст находился в кресле в той же позе, которая была описана ранее, только в этот раз не наматывал прядь волос на палец и отвернул голову в сторону спинки. Он не понимал, чего от него хочет добиться Олаф. Вообще, за юного короля всегда всё понимали другие, но сейчас этого требуют обстоятельства.
- Завтра подойдешь и извинишься. Лично, - сказал Олаф, наставив кривой палец, увенчанный длинным чёрным ногтем, на Вагнера Фауста. – И пригласи её куда-нибудь.
«Да что я говорю?» - подумал про себя Олаф. – «Нужно самому созвать совет и решить, какие места отдыха нынче пользуются наибольшим интересом у молодежи».

Было очередное прекрасное закомбарское утро. Раздался стук в дверь, её открыла Амелия. На пороге стоял король собственной персоной в окружении своей свиты и гвардейцев.
- Здравствуйте… Прекрасная… Амелия, - речь государя была очень медленной и отрывистой, а взгляд был направлен куда-то вверх. Недолго наблюдая за происходящим из-за спины девушки, Бертольд состроил озадаченное выражение лица и поднялся по лестнице на второй этаж дома.
- Я… Прошу… Прощения… За.. Свой… Бесчеловечный… Поступок… Который… Едва… Не… Стоил… Вам… Жизни… Первой… Обязанностью… Короля… Является… Забота… О… Его… Подданных… Я.. Же… Преступив…
Вдруг на землю между Амелией и Вагнером Фаустом с грохотом свалился гвардеец, обвязанный вокруг пояса прочным канатом. Из его рук посыпались таблички с надписями, среди которых были фразы, только что произнесенные юным королём. Все свидетели данного происшествия подняли головы. Из окна выглядывал Бертольд, держа в одной руке нож, а в другой – кусок каната, прикрепленный к козырьку крыши. Пришлось Вагнеру Фаусту кое-как изъясняться своими силами и силами рядом стоящей свиты.

Амелия в тоске сидела за столом, надев синий плащ с капюшоном, который защитил бы её от непогоды, разыгравшейся на улице. «Видимо, королям так положено,» - думала она, пытаясь оправдать задержку Вагнера Фауста, который обещал явиться еще час назад. Амелии ранее не приходилось ходить на романтические свидания, и она не знала, что такое поведение, к сожалению, вовсе не зависит от сословия. Амелия жалела, что положительно ответила на его приглашение посетить выставку картин известного современного художника Инстаграля, хотя и пыталась убедить себя в том, что всё будет хорошо. Это очень скверная ситуация, когда человек, от которого только и жди неприятностей, хочет тебя чем-то обрадовать. Вскоре поток мрачных мыслей девушки прервался: послышался топот копыт королевского экипажа.
Если прежде Его Величество носило легкие иссиня-черные латные доспехи под стать форме монаршей гвардии, то сегодня государь облачился в узкий и длинный черный камзол с красной оторочкой и вышивкой дракона на передней части. Хоть и держась поодаль, даже на романтическом свидании его сопровождала свита. Не столько для защиты, сколько для словесной помощи. Олаф, дабы увести от себя подозрения, на сие действо не явился.
Известный современный художник Инстаграль был действительно очень популярен среди молодёжи. Помимо занятий изобразительным искусством, он также содержал свой собственный публичный дом, который тоже пользовался общественным интересом. Работы его отличались тем, что, вроде, будучи цветными, казались выполненными красками жёлто-фиолетового спектра. В любой композиции, как правило, присутствовал яркий источник света, который безжалостно бил в глаза смотрящему. Основными темами работ художника были натюрморты с морепродуктами, горячими напитками из жареных зёрен или творческим бардаком. Также очень часто встречались портреты милых котиков и кошечек, картины с дорогими каретами, особняками и замками. Всё это у большей части населения ассоциировалось с красивой жизнью, а культ красивой жизни в Закомбарье был негласно возведён в ранг национального приоритета. Все посетители публичного дома Инстаграля маниакально подражали в своём творчестве работам хозяина заведения.
Следует отметить, что веками ранее, когда производство красок ещё не достигло должных высот, картины со временем выцветали, краски становились более тусклыми и часто приобретали жёлто-фиолетовый оттенок. Сейчас подобного не происходит, но художники-истагралисты упорно покрывают свои работы специальным лаком-кракелюром, дабы придать им эффект старины.
«Конечно, иногда это выглядит красиво… Но…» - думала Амелия, с тоской оглядывая картины, представленные на выставке. Вагнер Фауст же пребывал в хорошем расположении духа, поскольку вообще не понимал ценность искусства. Быстро оббежав зал творений Инстаграля, Его Величество возжелало посетить и соседнюю выставку, где были представлены работы разных представителей современного изобразительного искусства. Крайне трудно описать содержательную сторону их творчества. Холсты с разноцветными брызгами, абстрактные инсталляции из нечистот, которые гнили прямо на витрине, - всё это, безусловно, имело очень глубокий смыл, духовную ценность и громадную материальную стоимость. Но далёкая от светской жизни Амелия этого в корне не понимала. Самое сложное в отношении техники исполнения, что было представлено на выставке, - это картины с обнаженными женщинами. Дело в том, что у каждого художника есть столь прекрасные и непорочные закоулки богатого внутреннего мира, что никак иначе их выразить нельзя. К тому же, красота строения тела человека вызывает наивысший эстетический интерес у наблюдателя. А тех, кто посмеет вслух заметить, что популярность сих работ вызвана непосредственным обращением к низменным инстинктам, самих нарекут пошлыми, ничего не смыслящими в высоком искусстве, грубиянами.
После этого, Его Величество возжелало отужинать в обществе несравненной Амелии, у коей после увиденного надолго пропал аппетит. Закончив поистине королевскую трапезу в самом дорогом ресторане Мракомрачного города, Вагнер Фауст велел своей спутнице расплатиться. Возможно, читателю такой жест покажется дерзким, но стоит простить его, ведь доселе ситуация, в которой ему приходилось бы отдавать свои собственные деньги, не вписывалась в привычную картину мира. Деньги короля существовали лишь для того, чтобы их становилось больше. За ужин поспешила расплатиться свита.
Затем, когда уже совсем стемнело, Вагнер Фауст, немного подвыпивший, предложил своей спутнице отправиться в его замок, полюбоваться прекрасными видами на город. Тут у Его Величества произошёл второй разрыв шаблона за вечер. Доселе он не предполагал о существовании девушки, безразличной к видам из его замка. Под проливным дождём, в тусклом свете фонаря ресторана разыгралась полная экспрессии немая сцена: ошеломленные и напуганные лица свиты, удивленное и раздраженное лицо короля, настороженное, но уверенное лицо Амелии.

В эту ночь Вагнер Фауст допоздна озадаченно расхаживал по тронному залу, сложив руки за спиной. Почему Олаф требует чего-то, что у него никак не получается? И почему у него, славного короля великого Закомбарья, что-то не получается? С одной стороны, Вагнер Фауст начинал испытывать ненависть к своему советнику, с другой стороны, словно маленький ребёнок родителю, хотел угодить ему. Не посовещавшись ни с кем, король впервые в жизни рискнул самостоятельно отдать приказ, объявив в розыск Амелию.
А Олаф тем временем мирно спал, видя чудесные сны о прекрасном будущем. Он еще не знал, какую кашу ему предстоит расхлёбывать.