Этой ночью у меня созрел гениальный план по спасения себя от скуки на исправительных работах. Суть его была проста – закидываться зельями до беспамятства. Поэтому я пришел на учебные занятия только ради того, чтобы поручить Роланду каждый день приносить мне их от Хари. Причем не лишь бы какие, а самые действенные. В конце концов, мне это нужно не для развлечения, а для спасения прекрасной Кикиморы Грымзы.
В первый день Доктор Гот доверил мне занятие, не требующие большого ума и аккуратности – очищать котлы от копоти. Мой зелье-дилер появился только тогда, когда эта работа мне уже порядком надоела.
- Харя сказал, - начал говорить Роланд, протягивая спасительную бутыль. – Что ему не жалко снабжать тебя зельями, грибами и курительной травой, но это сокращает его собственные запасы, и утраты следует как-то компенсировать.
В воздухе повисла драматическая пауза.
- Ну так… Плати ему, - пробурчал я, откупоривая бутылку.
- А… Ну да… Точно….
-Пойди сейчас же, и заплати за зелье!
Мой чернокожий друг покинул кабинет, а я продолжил оттирать котёл, ожидая воздействия чудодейственной микстуры. У меня либо начал вырабатываться иммунитет, либо эта процедура стала дарить меньше впечатлений. Впрочем, когда котлы проснулись и открыли глаза, стало не так скучно, хотя и немного страшно: они глядели на меня с полок, вращая своими огромными черными зрачками. Затем моё сознание до наступления темноты окутал туман. Когда вернулся Доктор Гот, я был уже чуть-чуть вменяем. Он опять говорил какие-то гадости, я хотел было возразить, но из меня вырывался только идиотский смех. Попытавшись объяснить ему, что работа закончена и мне пора уходить, я вышел из его мрачных казематов. Он провожал меня таким гневным взглядом, будто он сказал что-то серьезное, а я только и делал, что смеялся. Впрочем, за что ему сердится на меня? Котлы чисты, их глаза закрыты.
На следующий день я пришел на занятия, мотивируемый даже какими-то зачатками интереса к науке. У нас была биология, вела ее профессор Крибли-Крабли. По её словам, многолетний опыт работы показывает, что нам бесполезно рассказывать что-либо о животных и растениях, поэтому изучать мы будем только анатомию. Весь класс, включая Роланда, смущенно покраснел и захихикал, почти как я вчера у Доктора Гота. Все, кроме меня и Кикиморы. Какая-то часть моего сознания, сепарированная от ущербного разума все время подсказывала мне, что она умнее и адекватнее не только учащихся в Ховграде, но и всех преподавателей вместе взятых. Я же просто не понимал, о чем говорит Крибли-Крабли. Ну и, конечно, брал пример с Кикиморы. Человек, который так прочно живет в мыслях, не может не влиять на тебя.
Открыв учебник исключительно от безделья (чтение все равно дается мне с большим трудом), я увидел рисунок с изображением мужчины и женщины во всех подробностях. Трудно описать тот ужас, который я испытал, когда узнал, что они устроены по-разному. Я взревел, как сирена, так что стекла аудитории задрожали. В этот момент по моим щекам уже телки быстрые струйки теплых слёз. Я выбежал в коридор, лег на пол и разрыдался. Такое поведение нормально для учащихся Ховграда, поэтому никто на меня не обратил ни малейшего внимания. Только Роланд, потому что еще не отдал дозу зелья, и Кикимора, потому… Не знаю, почему. Я лежал на полу в позе эмбриона, в луже слёз, время от времени издавая истошные крики, с желанием валяться тут еще целую вечность и ходить под себя. Только спустя некоторое время я смог приоткрыть глаза, наполненные прозрачной жидкостью, что многократно преломляла свет, падающий на лицо. «Солнце, зачем ты светишь на меня? Разве ты не видишь, как я страдаю? Чего ты ждешь от меня?» - приходила мне на ум всякая философская лабуда. Хватаясь трясущимися руками за камни пола, я пополз на исправительные работы Доктора Гота. Он же пристально молча наблюдал, высоко приподняв бровь. За мной оставался мокрый след от слёз и еще чего-то. Попытавшись сползти по ступенькам, я кубарем скатился. Жизнь преподнесла мне урок и дала ясно понять, что пора уже встать на ноги.
Сегодня злобный профессор поручил мне более сложное занятие – мыть колбы и пробирки. Когда он снова оставил меня наедине с самим собой, я отправился на поиски чего-нибудь ядовитого в его запасах. Ведь должны быть у преподавателя алхимии такие вещества. Грамотная порция страдания всегда провоцирует проблески ума, даже в самых безнадежных случаях. Но, к сожалению, большинство его шкафов были заперты, а найти ключи мне не удалось. Только семь пузырьков с жидкостями разных цветов стояли на полке, ничем не защищенные от посторонних посягательств. В надежде, что это поможет мне умереть, я выпил их все, после чего отправился ждать Жнеца Смерти, с предельной аккуратностью оттирая лабораторные ёмкости.
Сквозь хруст стекла, что скопилось у меня под ногами, я услышал приближающийся лязг башмаков Доктора Гота. Громче становился его голос, и, поскольку он не был таким идиотом, как я, например, можно было предположить, что он идёт не один. Когда Доктор вместе со своим спутником оказались внутри казематов, я вышел в соседнее помещение, чтобы поглазеть на гостя. Это был какой-то бледный лысый дядька, невысокого роста, сутулый, с кривыми ногами и оттопыренными заостренными ушами, в черных колготках, ботинках с узкими закругляющимися носами и в черном плаще. Испуганный Доктор Гот стоял, прижавшись к стене, словно перед расстрелом. Злобный дядька наставил на него свою волшебную палочку, словно собираясь произнести заклинание «Абра-Кадабра», или как его там. В общем, которое убивает. Или повторить мой подвиг. Вспомнив, как ампутировал Доктору Готу часть тела, я хихикнул. Вибрация прошла по моему фигуристому животу и отозвалась в желудке, наполненному непонятно чем, заставив меня согнуться от боли. Доселе я был абсолютно уверен, что наблюдаю очередную галлюцинацию. Но ведь не было никаких гарантий, что выпитые жидкости обладали психотропным воздействием. Пока я думал, желудок схватил спазм, и меня стошнило радугой на злобного гаврика, угрожавшего почтенному профессору. Гаврик зашипел, запрыгал, махнул плащом, превратился в радужную жабу и стремительно уполз из казематов. Глубоко выдохнув, Доктор Гот ответил, что на сегодня я свободен.
Обо всем увиденном я рассказал Кикиморе. Вечером она рискнула сама отправится к Доктору Готу, все же держа наготове волшебную палочку. На тот момент тема их разговора еще не касалась меня. Только один вопрос, заданной Кикиморой, мел ко мне отношение:
- Барни недавно покалечил Вас, но вы даже не разозлились. Почему?
Доктор Гот долго молчал, сохраняя каменное выражение лица, затем, осознав всю степень адекватности Кикиморы выдавил из себя:
- Потому что он – мой сын…