В это можно было бы поверить, если бы я был так же худощав, и волосы мои были бы черными. Словом, если бы я был похож на Доктора Гота. Поэтому, в наше родство верилось с трудом, особенно самому Доктору.
Утром Кикимора передала мне известие о том, что я более не обязан посещать исправительные работы. В связи со вчерашним инцидентом, я попал под амнистию. Я честно хотел пойти на занятия, но эта радостная новость пробудила во мне желание выпить харино зелье, которое полагалось выпить накануне. Так что до нужной аудитории я не дошел, а вместо этого побрел в библиотеку. Вдруг стало интересно, что там есть.
То ли иммунитет крепчал, то ли зелье попалось паршивое, но в этот раз моё сознание так и не помутнело. Я все прекрасно помнил, даже контролировал своё поведение, но ничего не осознавал. После долгой беседы с пожилой женщиной-библиотекарем меня пронзила гнетущая мысль: почему я до сих пор одет? Входя в помещение, любой воспитанный человек обязан внимать верхнюю одежду, а я нахожусь в Храме… Храме Знаний! В мантии! Срамота! Раздеваясь, я так увлекся, что остановился лишь тогда, когда снимать было уже нечего. Библиотекарша что-то нервно лепетала, что вызвало у меня приступ гнева на почве наркотического опьянения. Не помню, какие грубости я ей выкрикнул, но это меня так утомило, что пришлось отправиться спать на полку шкафа, который к тому же, был до верха заставлен книгами. Яростно сметнув их, я освободил себе место для блаженного отдыха. Плача, библиотекрша стояла в оцепенении.
В этот момент хранилище книг посетил директор ПТУ… Простите, школы Даламбер Думбельдорф. По замку он обычно перемещался в голубом бархатном халате и розовых тапочках, надетых поверх высоких вязаных носков. То и дело всхлипывая, библиотекарша попыталась рассказать ему о своей трагедии. Директор ничего не понял и решил сам разобраться, пойдя туда, куда указывала пальцем несчастная женщина. Фигура могучего старика склонилась надо мной. «Ты повел меня очень плохо, мой мальчик, - сказал он приятным, слегка слащавым, низким голосом. – По-хорошему, я должен тебя отчислить, но, думаю, мы ограничимся беседой в моем кабинете.» Думбельдорф наставил на меня свою волшебную палочку и, подчиняясь воздействию магии, я встал и пошел в кабинет директора, шагая впереди него самого. Чтобы мне не пришло в голову сбежать, он держал наготове волшебную палочку и даже периодически тыкал в меня. Я понимал эти меры предосторожности, но не понимал, зачем их реализовывать в области ниже поясницы. Одеться он мне не дал, впрочем, в этом и не было необходимости – действие зелья еще продолжалось.
Мы шли по коридорам Ховграда, привлекая к себе пристальное внимание встречных. Убранство кабинета директора меня немало удивило. Прежде всего, бросился в глаза распростертый на стене огромный флаг цветов радуги. Мебель была чересчур изысканная, в воздухе царил аромат женских духов. И все это попахивало большими неприятностями. Думбельдорф велел мне сесть на стул и сковал мои руки розовыми пушистыми наручниками. Сев напротив меня, положив ногу на ногу и почесывая волосатую грудь, он начал бесполезную профилактическую лекцию. Я, как всегда в таких случаях, ничего не слушал и почему-то думал о Кикиморе. Раньше это были отрывочные мысли и мечты, поражавшие своей глупостью и безрассудностью. Их возникновение имело случайный характер. Сейчас же это было нечто большее. И это нечто вправляло мне голову так, что всякая магия была бессильна.
Когда унылый монолог подошел к концу, и нависла драматическая пауза и задал вопрос, который поразил даже меня самого: «Профессор, не могли бы вы на время одолжить мне какую-нибудь одежду, чтобы я мог пойти в библиотеку и забрать свою?» Эх, лучше бы не спрашивал. Думбельдорф чувственно и страстно снял с себя халат и бросил мне на голову. Того бесконечно малого промежутка времени, что он был в полете, оказалось достаточно, чтобы вызвать у меня лютое отвращение от увиденного. Директор ничего не носил под халатом.
Освободившись от пушистых оков и надев то, что мне одолжил Думбельдорф, я вернулся в библиотеку. Жертва моего поведения до сих пор вытирала слёзы. «Простите меня, – сказал я, делая усилие над собой. – Поверьте, жизнь уже проучила меня. И проучит еще не раз. К сожалению, в мире полно дураков, которые приносят неприятности, и это нельзя исправить в одночасье. Я один из них.» Библиотекарша внимательно меня слушала, и мы вместе удивлялись моей способностью к рефлексии и постановке грамотной речи. Всё испортил досадный инцидент: халат Думбельдорфа еле-еле сходился на мне, поэтому подвязать его удалось лишь на очень куцый хлипкий узелок, который именно в этот момент оказался более не способным сдерживать давление живота. Халат распахнулся, рассеяв серьезную атмосферу.
Переодевшись, я вернулся к директору. Он стоял лицом к окну, попеременно напрягая мышцы то левой, то правой ноги. Нет слов, чтобы описать, как омерзительно это выглядело. Когда он стал оборачиваться, на мгновенье я подумал, что предстоящее зрелище окажется еще ужаснее предыдущего; но, к счастью, мои мрачные опасения не оправдались: борода Думбельдорфа оказалась достаточно длинной, чтобы скрыть то, что я меньше всего хотел увидеть. Директор подошел ко мне, покачал пальцем перед носом и напыщенно-стервозным голосом заявил, что в следующий раз одной лишь беседой я не отделаюсь. Кстати, ногти у него были длинные и ухоженные.
Идя под сводами величественного замка Ховград, я думал о том, как бы смаковали обсуждение ориентации и наклонностей Думбельдорфа читатели, если бы о нашей шараге когда-нибудь написали книгу. Оказавшись во дворе, я сел на лавочке в старой полуразрушенной беседке, заросшей плющом. Небо было затянуто тучами, имевшими необычный оттенок сепии.
«Кикимора, что ты делаешь со мной? После встречи с тобой моя жизнь никогда уже не будет прежней. Я уже никогда не буду прежним! Прежде казалось, что поворотным событием на моем жизненном пути мог бы стать полёт в космос, похудение или нахождение пиратского клада. Теперь я испытываю внутреннюю борьбу, коей прежде никогда не знал. С одной стороны, хочется быть рядом с тобой всю оставшуюся жизнь и прилагать все усилия, чтобы ты была счастлива уже только потому, что я сам этого хочу. С другой стороны, как может такой жирный урод осчастливить тебя? А что, если мы оба встретим других людей, которые больше других подходят нам, стоит только мне выбросить из головы мысли о тебе?» - такими раздумьями был заполнен мой как никогда ясный ум. Я знаю, какую из этих двух сторон выберет читатель, но поверьте, трудно сделать выбор, осознавая себя феерически толстым кретином, а не литературным персонажем. Вы заранее знаете все роли, можете предугадать развязку. Я же не знаю, какая из глав станет последней в этой истории. А жизнь одна, и она не поощряет ошибок.
Вдохнув холодного и влажного воздуха, я стал замечать, как проходит это ужасное похмелье. Я снова становился глупым и счастливым! А Харя и Роланд еще ответят за то, что подсунули мне его!
Из замка послышался крик. С грациозностью бегуна с греческих ваз я стремительно направился обратно к месту, откуда он раздавался. Почти добравшись до нужного места, я поскользнулся на луже крови, столь огромной, что всплеск от моего падения обрызгал всех стоящих рядом с ног до головы.